Флешмоб "Камикадзе" от Дриммы.
Пишем, что хотим воплотить, воплощаем и отчитываемся)

1. Приготовить что-то вкусное и для меня новое. - учусь)
2. Опять сесть за пианино. - пора, пора, батенька.
3. Навести порядок везде, особенно в голове. - задача трудная, но мы выстоим!
4. Поменять наконец старый телефон на новый и подключить ММС. - ну мы же чайники) куда уж нам?
5. Записаться в бассейн. - ууууууу.....
6. Записаться в тренажерный зал. - уууууууууууууууууууууууууууууууууу....
А может хватит? Нет.
7. Прыгнуть с парашюта. - а еще с жюри и с брошюры.

В общем, задание надо выполнить.
ТОВАРИЩИ, ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ!

@темы: флешмоб

---

Просто так

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Гааааааля!

вторая галя...

28.10.2009 в 07:34

Пишет  Kalahari:

Флэшмоб
Обходила этот флэшмоб, как могла, но он меня таки настиг))) в лице блудного сына промышленности
1. Назвать 6 понятий, связанных с вашей жизнью, которые начинаются с той буквы, что и Ваш ник, поясняете их по желанию.
2. Назначить 6 жертв, они в своих дневниках опять же пишут и передают эстафету дальше

1. Компьютер - ну вы поняли, жить без него не могу.
2. Кошки - нежно люблю данных представителей фауны (особенно, когда они переехали жить к маме )
3. Конфеты. Шоколадные. - моя слабость. Могу очень долго обходиться без них, но потом наступает ломка...
4. Кризис - добрался до меня в различных своих проявлениях и различных областях
5. Кактусы - полный подоконник.
6. Кишимото - человек, который перевернул мою жизнь.

Теперь жертвы * злорадно ухмыляется*
 chako
 Satsumu_Anoho
 Elle-r
 ryukavai
 soulina
 серафита

Жертвам не обижаться - выбирала методом научного тыка)))

галя первая

26.10.2009 в 14:03

Пишет  Фёэль:

Очередной флэшмоб, да.
От Савада Тсунаеши ))))

1) назвать шесть понятий, связанных с моей жизнью и начинающихся с первой буквы моего ника. И пояснить.
2) назначить шесть невинных жертв!

*взял добровольно, для приколу*

1. Фэндом - много вкуснятины, просто причастность к судьбам любих, пускай и выдуманных, персонажей. И очень много хороших людей )))
2. Фанфикшн - где-то бродит память о стольких интересностях, что впору уже коллекцию собирать. Спасибо фанфам, они пробудили во мне желание создать своё.
3. Фортуна - вот без чего моё великолепное и ленивое высочество давно скатилось в самые низы социума ))))
4. Фатальность - благодаря небезысвестной мадам Фортуне, я упрямо верю в неизбежность всего случающегося со мной. )))
5. Фейерверки - *неавижу* >.< Кроме единственных фейерверков у Дворца Кирова. )))
6. Фантазия - *пляшет* Есть в каждом мозге такой пу-у-у-ункт....мечты и сказки пышно там цвету-у-у-ут. )))

Кратко донедьзя, кто переплюнет?

Жертвы: Данте ) Рика ) Рен ) Волчица ) Соул ) и-и-и-и-и Ягами )

Ну так-с... *почесала макушку*
1 - совесть - у меня она злая и вечно голодная, поэтому постоянно меня грызет))
2 - солнце - называю всех, кто мне нравится, так, а еще меня так называют)) хотя я иногда тучка))
3 - самооценка - очень низкая, отюда куча необычных поступков, эх... кто нормален?)
4 - странность - я странная, и произведения пишу странные, а еще странно веду себя
5 - спать - постоянно хочу спать, не высыпаюсь
6 - скука - со мной не бывает скучно))

и еще раз

1 - степень кандидатская - как три года в колонии строго режима писала
2 - сволочь - единственное ругаельство, которое использую в речи, не люблю мат
3 - спагетти - обожаю до умопормачения
4 - сосиски - обожаю еще больше, чем спагетти)))
5 - собака - никогда не хотела иметь, хотя и люблю их. Просто жаль животное - такой непутевый хозяин достанется о_О
6 - сказки - очень люблю и до сих пор смотрю сказочные фильмы, читаю сказки народов мира

Кто-то хочет быть загаленным?)

@темы: флешмоб

---

Дорогие мои ПЧ, не могли бы Вы (я же уважаю Вас) мне помочь. Пишу фик на пейринг Киба/Анко. Но мне самой он не очень нравится. Скажите, мне такой оставить, его исправить как-то или новый написать?

Текст отправлен на доработку)) Спасибо вам за помощь!!!

Вопрос: Что делать?

1. Так оставить		2	(16.67%)
2. Исправлять		7	(58.33%)
3. Новый писать		3	(25%)
Всего:		12

---

Моя партнерша написала чудесную вещь

Пишет  Kellana:

26.10.2009 в 14:39

Ну, я все же смогла что-то написать по твоему (конечно, на "ты", о чем речь!) условию. Уж не знаю, насколько хорошо. По-моему, жуткий ООС.

Какаши/Сакура, цветы, "А так хорошо все начиналось"

Сакура украдкой наблюдала, как мужчина одевается. На его обнаженной спине были отчетливо видны многочисленные шрамы – напоминания о прошлых сражениях. За ночи, проведенные рядом с ним, в его объятиях, девушка успела хорошо изучить его тело, но всеравно не могла оторвать взгляда. Руки, которые дарили ей сказочное наслаждение; плечи, в которые она впивалась ногтями, не сумев совладать с пожирающим ее огнем страсти. Невозможно оторвать взгляда, невозможно не думать, невозможно забыть. Все вроде как всегда, но…
«Когда он перестал улыбаться мне на прощанье? - спрашивала себя девушка, продолжая следить за каждым его движением. – Что-то изменилось, он изменился. А так хорошо все начиналось! Подарки, цветы, тайные встречи в лесу….»

- Что это? – Сакура с удивлением взирала на протянутый ей букет цветов.
- Цветы.
- Сенсей, вы дарите мне цветы?
- Почему ты так удивлена? Я что не могу подарить букет красивой девушке?
- Красивой… девушке, - прошептала Сакура, все еще не веря в происходящее.

- Почему ты отстраняешься? Ты боишься меня?
- Нет, я… просто, - запиналась девушка, все сильнее заливаясь румянцем. Когда они оставались наедине, Сакура все еще чувствовала себя неуютно.
Мужчина внимательно всматривался в ее лицо, а затем вдруг снял маску и, воспользовавшись ее замешательством, придвинулся вплотную.
- Не бойся, - произнес он у самых ее губ.

- Какаши-сенсей, - голос девушки срывался на крик, сдерживать который было уже невозможно.
Мужчина легко коснулся ее губ и насмешливо спросил:
- Мы так далеко зашли, а ты все еще зовешь меня сенсей?
От бушующего внутри пламени, Сакура с трудом понимала смысл вопроса, она жаждала продолжения. Более ничего не сдерживало ее, все преграды рухнули, стоило мужчине проявить настойчивость. Осталось лишь безудержное желание броситься в пучину страсти. Но шиноби не спешил, заставляя девушку извиваться в его руках, сгорая от нетерпения.
- Сакура, - он склонился к ее уху и прошептал, - Обещай, хотя бы наедине называть меня просто по имени.
- Да, - голос отказывался слушаться, мысли путались. Прерывисто дыша, она все же добавила: Обещаю.

Привычным движением Какаши застегнул джоунинский жилет и, надев маску, направился в сторону двери. Маска – ненавистный кусок ткани, скрывающий его лицо, скрывающий его настоящие чувства. Сакура отвернулась, не желая смотреть, как он уходит. Сейчас перед ней был совсем другой человек: место пылкого любовника в мановение ока занял холодный профессионал в маске - безжалостный шиноби, ее учитель. Учитель… На людях она до сих пор звала его «Какаши-сенсей», другим не к чему знать, что их отношения уже давно вышли за рамки отношений между учителем и ученицей, даже за рамки дружбы. Вот только почему он решил преступить эту грань, почему сенсей вдруг начал оказывать ей знаки внимания – Харуно не знала. Ответ вновь и вновь ускользал от нее. Девушке не под силу было проникнуть в его мысли. Казалось бы, уж она-то должна бала разобраться в характере копирующего ниндзя, но при внешней открытости, Какаши все еще оставался для Сакуры загадкой. Мотивы его поступков, его причины, его чувства – чем настойчивее девушка пыталась разобраться в них, тем больше она запутывалась, блуждая по кругу, строя все новые и новые догадки. Возможно, Сакура просто накручивала себя, ища в его действиях потаенный смысл. Возможно, ей просто хотелось, чтобы в их отношениях было нечто большее, чем есть сейчас. Она хотела, чтобы тайна, требующая разгадки, существовала, хотя бы потому, что принять действительность такой, какая она есть, значило принять отношения без обязательств и без любви. Без любви. Или же она не права? Сакура с надеждой посмотрела в сторону мужчины, мечтая, чтобы он обернулся, чтобы подошел, поцеловал, развеял ее страхи.
В абсолютной тишине, обычно едва различимый, скрип двери звучал оглушающе. В который раз, Какаши уходил: молча, не попрощавшись, даже не посмотрев в ее сторону. Сегодня молчание угнетало сильнее, чем обычно.
Любовь… Какаши никогда не говорил о любви. А Сакура, как бы сильно ни желала сказать о своих чувствах, не могла найти в себе силы признаться. Один раз она уже открылась любимому человеку, но он высмеял ее, не счел такие мелочи, как чувства юной куноичи, достойными его внимания. И теперь, девушка боялась, что произнеси она три заветных слова, все разрушится, разлетится на части как карточный домик.
Едва захлопнулась дверь, девушка встала и, закутавшись в простыню, подошла к окну. Небо уже начинало светлеть, ночь, пусть неохотно, но все же уступала свои права новому дню. Из-за горизонта показались первые лучи солнца. Нужно собираться на работу, проверить отчеты, согласовать с Цунаде новые исследования в больнице – ежедневные дела, ставшие такими привычными за последние годы. Сакура глубоко вздохнула и закрыла глаза, собираясь с мыслями. Вдруг, сильные руки обхватили ее за талию, а возле самого уха раздался шепот:
- Я кое-что забыл.
Ответить девушка не успела. Горячие губы прижались к ее губам, язык по-хозяйски проник в ее рот, исследуя самые потаенные глубины, переплетаясь с ее собственным языком. Простыня упала на пол, позволяя рукам шиноби беспрепятственно ласкать обнаженное тело. Наконец, он разомкнул объятия и, проведя большим пальцем по слегка припухшим губам девушки, произнес:
- До вечера.
И копирующий ниндзя исчез так же стремительно, как и появился.
- До вечера, Какаши, - запоздало ответила Сакура. И впервые за это утро, ее лицо озарила улыбка.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

1 - Начался "Доктор Хаус". Очень люблю его. А еще люблю мой диз - он очень оптимистичный. И еще люблю себя, так как я эгоист, только слабохарактерный.
2 - Моя мама в отпуске - это значит четырехразовое питание целый месяц и понимание того, как хорошо, что есть мама.
3 - Мне плохо. когда со мной плохо. Ведь я не могу ничего дать человеку, который не может мне ничего дать. Ждет того, чего сам не может мне дать. И он страдает, мне плохо от этого, хотя я не вижу своей вины. Только его. Но мне от этого не легче. Я не хочу обвинять. Хочется тишины и гармонии.
4 - Поняла, что писать не хочется, тем более, что новизны никакой. Да и жить хочется - жить.... А аниме - это не жизнь. Я даже не могу расслабиться - работа съедает мозг.
5 - Не люблю свою работу. Очень не люблю. Она почетна, уважаема, но меня напрягает.
6 - Жаль, что не могу пройтись по друзьям, но это отнимет время. Но может, на праздниках получится - там три дня выходных))
7 - Октябрь заканчиваетя, а это значит, что меньше работы! Ура...
8 - Начался второй тур турнира. Никакого желания участвовать, но и дикое желание участвовать - чтобы писать и не думать о том, что в душе творится. Отвлекает.
9 - Хочу общения, а еще доверия. И никакого обмана. Я так увязла...
Никому не могу довериться. Такое ощущения, что предадут. Уйдут или скажут другим и те уйдут.
Или осудят. Хотя говорят, что это я сама себя осуждаю. Но остановиться не могу.

10 - Так много всего случилось за эти два месяца. Но главное, что мы все живы.


Очень милая подборка фотографий. Смотришь, и на душе лучше.

смотреть дальше

@темы: интересности

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Иду спать. Завтра новый день.
Есть такой рассказ О'Генри, называется "Зеленая дверь", а еще рассказ А. Грина "Зеленя лампа".
И все рассказы о надежде. Надежда зеленого цвета.
Я надеюсь. Верю. Все будет хорошо.

Зеленая лампа

Александр Грин

ЗЕЛЕНАЯ ЛАМПА

I.

В Лондоне в 1920 году, зимой, на углу Пикадилли и одного переулка, остановились двое хорошо одетых людей среднего возраста. Они только что покинули дорогой ресторан. Там они ужинали, пили вино и шутили с артистками из Дрюриленского театра.

Теперь внимание их было привлечено лежащим без движения, плохо одетым человеком лет двадцати пяти, около которого начала собираться толпа.

- Стильтон! - брезгливо сказал толстый джентльмен высокому своему приятелю, видя, что тот нагнулся и всматривается в лежащего. - Честное слово, не стоит так много заниматься этой падалью. Он пьян или умер.

- Я голоден... и я жив, - пробормотал несчастный, приподнимаясь, чтобы взглянуть на Стильтона, который о чем-то задумался. - Это был обморок.

- Реймер! - сказал Стильтон. - Вот случай проделать шутку. У меня явился интересный замысел. Мне надоели обычные развлечения, а хорошо шутить можно только одним способом: делать из людей игрушки.

Эти слова были сказаны тихо, так что лежавший, а теперь прислонившийся к ограде человек их не слышал.

Реймер, которому было все равно, презрительно пожал плечами, простился со Стильтоном и уехал коротать ночь в свой клуб, а Стильтон, при одобрении толпы и при помощи полисмена, усадил беспризорного человека в кэб.

Экипаж направился к одному из трактиров Гайстрита. Беднягу звали Джон Ив. Он приехал в Лондон из Ирландии искать службу или работу. Ив был сирота, воспитанный в семье лесничего. Кроме начальной школы, он не получил никакого образования. Когда Иву было 15 лет, его воспитатель умер, взрослые дети лесничего уехали - кто в Америку, кто в Южный Уэльс, кто в Европу, и Ив некоторое время работал у одного фермера. Затем ему пришлось испытать труд углекопа, матроса, слуги в трактире, а 22 лет он заболел воспалением легких и, выйдя из больницы, решил попытать счастья в Лондоне. Но конкуренция и безработица скоро показали ему, что найти работу не так легко. Он ночевал в парках, на пристанях, изголодался, отощал и был, как мы видели, поднят Стильтоном, владельцем торговых складов в Сити.

Стильтон в 40 лет изведал все, что может за деньги изведать холостой человек, не знающий забот о ночлеге и пище. Он владел состоянием в 20 миллионов фунтов. То, что он придумал проделать с Ивом, было совершенной чепухой, но Стильтон очень гордился своей выдумкой, так как имел слабость считать себя человеком большого воображения и хитрой фантазии.

Когда Ив выпил вина, хорошо поел и рассказал Стильтону свою историю, Стильтон заявил:

- Я хочу сделать вам предложение, от которого у вас сразу блеснут глаза. Слушайте: я выдаю вам десять фунтов с условием, что вы завтра же наймете комнату на одной из центральных улиц, во втором этаже, с окном на улицу. Каждый вечер, точно от пяти до двенадцати ночи, на подоконнике одного окна, всегда одного и того же, должна стоять зажженная лампа, прикрытая зеленым абажуром. Пока лампа горит назначенный ей срок, вы от пяти до двенадцати не будете выходить из дому, не будете никого принимать и ни с кем не будете говорить. Одним словом, работа нетрудная, и, если вы согласны так поступить, - я буду ежемесячно присылать вам десять фунтов. Моего имени я вам не скажу.

- Если вы не шутите, - отвечал Ив, страшно изумленный предложением, - то я согласен забыть даже собственное имя. Но скажите, пожалуйста, - как долго будет длиться такое мое благоденствие?

- Это неизвестно. Может быть, год, может быть, - всю жизнь.

- Еще лучше. Но - смею спросить - для чего понадобилась вам эта зеленая иллюминация?

- Тайна! - ответил Стильтон. - Великая тайна! Лампа будет служить сигналом для людей и дел, о которых вы никогда не узнаете ничего.

- Понимаю. То есть ничего не понимаю. Хорошо; гоните монету и знайте, что завтра же по сообщенному мною адресу Джон Ив будет освещать окно лампой!

Так состоялась странная сделка, после которой бродяга и миллионер расстались, вполне довольные друг другом.

Прощаясь, Стильтон сказал:

- Напишите до востребования так: "3-33-6". Еще имейте в виду, что неизвестно когда, может быть, через месяц, может быть, - через год, - словом, совершенно неожиданно, внезапно вас посетят люди, которые сделают вас состоятельным человеком. Почему это и как - я объяснить не имею права. Но это случится...

- Черт возьми! - пробормотал Ив, глядя вслед кэбу, увозившему Стильтона, и задумчиво вертя десятифунтовым билет. - Или этот человек сошел с ума, или я счастливчик особенный. Наобещать такую кучу благодати, только за то, что я сожгу в день пол-литра керосина.

Вечером следующего дня одно окно второго этажа мрачного дома № 52 по Ривер-стрит сияло мягким зеленым светом. Лампа была придвинута к самой раме.

Двое прохожих некоторое время смотрели на зеленое окно с противоположного дому тротуара; потом Стильтон сказал:

- Так вот, милейший Реймер, когда вам будет скучно, приходите сюда и улыбнитесь. Там, за окном, сидит дурак. Дурак, купленный дешево, в рассрочку, надолго. Он сопьется от скуки или сойдет с ума... Но будет ждать, сам не зная чего. Да вот и он!

Действительно, темная фигура, прислонясь лбом к стеклу, глядела в полутьму улицы, как бы спрашивая: "Кто там? Чего мне ждать? Кто придет?"

- Однако вы тоже дурак, милейший, - сказал Реймер, беря приятеля под руку и увлекая его к автомобилю. - Что веселого в этой шутке?

- Игрушка... игрушка из живого человека, - сказал Стильтон, самое сладкое кушанье!

II.

В 1928 году больница для бедных,, помещающаяся на одной из лондонских окраин, огласилась дикими воплями: кричал от страшной боли только что привезенный старик, грязный, скверно одетый человек с истощенным лицом. Он сломал ногу, оступившись на черной лестнице темного притона.

Пострадавшего отнесли в хирургическое отделение. Случай оказался серьезный, так как сложный перелом кости вызвал разрыв сосудов.

По начавшемуся уже воспалительному процессу тканей хирург, осматривавший беднягу, заключил, что необходима операция. Она была тут же произведена, после чего ослабевшего старика положили на койку, и он скоро уснул, а проснувшись, увидел, что перед ним сидит тот самый хирург, который лишил его правой ноги.

- Так вот как пришлось нам встретиться! - сказал доктор, серьезный, высокий человек с грустным взглядом. - Узнаете ли вы меня, мистер Стильтон? - Я - Джон Ив, которому вы поручили дежурить каждый день у горящей зеленой лампы. Я узнал вас с первого взгляда.

- Тысяча чертей! - пробормотал, вглядываясь, Стильтон. - Что произошло? Возможно ли это?

- Да. Расскажите, что так резко изменило ваш образ жизни?

- Я разорился... несколько крупных проигрышей... паника на бирже... Вот уже три года, как я стал нищим. А вы? Вы?

- Я несколько лет зажигал лампу, - улыбнулся Ив, - и вначале от скуки, а потом уже с увлечением начал читать все, что мне попадалось под руку. Однажды я раскрыл старую анатомию, лежавшую на этажерке той комнаты, где я жил, и был поражен. Передо мной открылась увлекательная страна тайн человеческого организма. Как пьяный, я просидел всю ночь над этой книгой, а утром отправился в библиотеку и спросил: "Что надо изучить, чтобы сделаться доктором?" Ответ был насмешлив: "Изучите математику, геометрию, ботанику, зоологию, морфологию, биологию, фармакологию, латынь и т. д." Но я упрямо допрашивал, и я все записал для себя на память.

К тому времени я уже два года жег зеленую лампу, а однажды, возвращаясь вечером (я не считал нужным, как сначала, безвыходно сидеть дома 7 часов), увидел человека в цилиндре, который смотрел на мое зеленое окно не то с досадой, не то с презрением. "Ив - классический дурак! - пробормотал тот человек, не замечая меня. - Он ждет обещанных чудесных вещей... да, он хоть имеет надежду, а я... я почти разорен!" Это были вы. Вы прибавили: "Глупая шутка. Не стоило бросать денег".

У меня было куплено достаточно книг, чтобы учиться, учиться и учиться, несмотря ни на что. Я едва не ударил вас тогда же на улице, но вспомнил, что благодаря вашей издевательской щедрости могу стать образованным человеком...

- А дальше? - тихо спросил Стильтон.

- Дальше? Хорошо. Если желание сильно, то исполнение не замедлит. В одной со мной квартире жил студент, который принял во мне участие и помог мне, года через полтора, сдать экзамены для поступления в медицинский колледж. Как видите, я оказался способным человеком...

Наступило молчание.

- Я давно не подходил к вашему окну, - произнес потрясенный рассказом Ива Стильтон, - давно... очень давно. Но мне теперь кажется, что там все еще горит зеленая лампа... лампа, озаряющая темноту ночи. Простите меня.

Ив вынул часы.

- Десять часов. Вам пора спать, - сказал он. - Вероятно, через три недели вы сможете покинуть больницу. Тогда позвоните мне, - быть может, я дам вам работу в нашей амбулатории: записывать имена приходящих больных. А спускаясь по темной лестнице, зажигайте... хотя бы спичку.

11 июля 1930 г.

Зеленая дверь

О'Генри - "Зеленая дверь"



Вообразите, что после обеда вы шагаете по Бродвею и на протяжении десяти минут, потребных на то, чтобы выкурить сигару, обдумываете выбор между забавной трагедией или чем-нибудь серьезным в жанре водевиля. И вдруг вашего плеча касается чья-то рука. Вы оборачиваетесь, и перед вами дивные глаза обворожительной красавицы в бриллиантах и русских соболях. Она поспешно сует вам в руку невероятно горячую булочку с маслом и, сверкнув парой крохотных ножниц, в один миг отхватывает ими верхнюю пуговицу на вашем пальто. Затем многозначительно произносит одно лишь слово «параллелограмм!» и, боязливо оглядываясь, скрывается в переулке.

Вот все это и есть настоящее приключение. Вы бы на это откликнулись? Вы — нет. Вы бы залились краской смущения, конфузливо уронили булочку и зашагали бы дальше, неуверенно шаря рукой по тому месту на пальто, откуда только что исчезла пуговица. Именно так вы и поступили бы, если только не принадлежите к тем немногим счастливцам, в которых еще не умерла живая жажда приключений.

Истинные искатели приключений всегда были наперечет. Те, которых увековечило печатное слово, были большей частью лишь трезвые, деловые люди, действовавшие новоизобретенными методами. Они стремились к тому, что им требовалось: золотое руно, чаша святого Грааля, любовь дамы сердца, сокровища, корона или слава. Подлинный искатель приключений с готовностью идет навстречу неведомой судьбе, не задаваясь никакой целью, без малейшего расчета. Отличным примером может послужить Блудный сын — когда он повернул обратно к дому.

Псевдоискатели приключений — хотя личности яркие, отважные, — крестоносцы, венценосцы, меченосцы и прочие, водились во множестве, обогащая историю, литературу и издателей исторических романов. Но каждый из них ждал награды: получить приз, забить гол, посрамить соперника, победить в состязании, создать себе имя, свести с кем-либо счеты, нажить состояние. Так что их нельзя отнести к категории истинных искателей приключений.

В нашем большом городе духи-близнецы — Романтика и Приключение — всегда наготове, всегда в поисках своих достойных почитателей. Когда мы бредем по улице, они тайком поглядывают на нас, заманивают, прикрываясь десятками различных масок. Неведомо почему, мы вдруг вскидываем глаза и видим в чужом окне лицо, явно принадлежащее к нашей портретной галерее самых близких людей. В тихой, сонной улочке из-за наглухо закрытых ставен пустого дома мы ясно слышим отчаянный крик боли и страха. Кебмен, вместо того, чтобы подвезти вас к привычному подъезду, останавливает свой экипаж перед незнакомой вам дверью, и она приветливо открывается, как бы приглашая вас войти. Из высокого решетчатого окна Случая к вашим ногам падает исписанный листок. В спешащей уличной толпе мы обмениваемся взглядами мгновенно вспыхнувшей ненависти, симпатии или страха с совершенно чужими нам людьми. Внезапный ливень — и, быть может, ваш зонт укроет дочь Полной Луны и кузину Звездной Системы. На каждом углу падают оброненные платки, манят пальцы, умоляют глаза, и вот уже в руки вам суют отрывочные, непонятные, таинственные, восхитительные и опасные нити, которые тянут вас к приключению. Но мало кто из нас захочет удержать их, пойти туда, куда они поведут. Наша спина, вечно подпираемая железным каркасом условностей, давно закостенела. Мы проходим мимо. И когда-нибудь на склоне нашей унылой, однообразной жизни мы подумаем о том, что Романтика в ней особой яркостью не отличалась — одна-две женитьбы, атласная розетка, запрятанная на дно ящика, да извечная непримиримая вражда с радиатором парового отопления.

Рудольф Штейнер был истинным искателем приключений. Редкий вечер не выходил он из своей «комнаты на одного» в поисках неожиданного, необычного. Ему всегда казалось, что самое интересное, что только дает жизнь, поджидает его, быть может, за ближайшим углом. Порой желание испытать судьбу заводило его на странные тропы. Дважды он провел ночь в полицейском участке. Вновь и вновь становился жертвой плутов, облегчавших его карманы. За лестное дамское внимание ему пришлось расплатиться и кошельком, и часами. Но с неослабевающим пылом поднимал он каждую перчатку, брошенную ему на веселой арене Приключения.

Однажды вечером Рудольф прогуливался в старой центральной части города. По тротуару текли людские потоки — одни спешили к домашнему очагу, другие — беспокойный народ! — покинули его ради сомнительного уюта тысячесвечного табльдота.

Молодой и приятной внешности искатель приключений был в ясном расположении духа, но преисполнен ожидания. Днем он служил продавцом в магазине роялей. Галстук он не закреплял булавкой, а пропускал его концы сквозь кольцо с топазом. И однажды он написал издателю некоего журнала, что из всех прочтенных им книг самое сильное влияние на его жизнь оказал роман «Испытания любви Джуни», сочинение мисс Либби.

Громкое лязганье зубов в стеклянном ящике, выставленном на тротуаре, заставило было его (не без внутреннего трепета) обратить внимание на ресторан, перед которым упомянутый ящик был выставлен, но в следующую минуту он обнаружил над соседней дверью электрические буквы вывески дантиста. Стоя подле двери, ведущей к дантисту, огромного роста негр в фантастическом наряде — красный, расшитый галунами фрак, желтые брюки и военное кепи — осторожно вручал какие-то листки тем из прохожих, кто соглашался их принять.

Этот вид зубоврачебной рекламы был для Рудольфа знакомым зрелищем. Обычно он проходил мимо, игнорируя визитные карточки дантистов. Но в этот раз африканец так проворно сунул ему в руки листок, что Рудольф не выбросил его и даже улыбнулся тому, как ловко это было проделано.

Пройдя несколько шагов, Рудольф равнодушно глянул на листок. Удивленный, он перевернул его и потом снова рассмотрел, уже с интересом. Одна сторона листка была чистая, на другой чернилами было написано: «Зеленая дверь». И тут Рудольф увидел, что шагавший впереди прохожий выбросил на ходу листок, также врученный ему негром. Рудольф поднял листок, посмотрел: фамилия и адрес дантиста с обычным перечнем — «протезы», «мосты», «коронки» и красноречивые посулы «безболезненного удаления».

Адепт Великого Духа Приключений и продавец роялей остановился на углу и задумался. Затем перешел на противоположную сторону улицы, отшагал квартал в обратном направлении, вернулся на прежнюю сторону и слился с толпой, движущейся туда, где сияла электрическая вывеска дантиста. Проходя вторично мимо негра и делая вид, что не замечает его, Рудольф небрежно принял листок, снова предложенный ему. Шагов через десять он осмотрел новый листок. Тем же самым почерком, что и на первом, на нем было выведено: «Зеленая дверь». Поблизости на тротуаре валялись три подобных же листка, брошенных шагавшими впереди или позади Рудольфа — все листки упали чистой стороной вверх. Он поднял их и осмотрел. На всех он прочел соблазнительные приглашения зубоврачебного кабинета.

Быстрому, резвому Духу Приключений редко приходилось манить Рудольфа Штейнера, своего верного почитателя, дважды,— но на этот раз призыв был повторен, и рыцарь поднял перчатку.

Рудольф опять повернул назад, медленно прошел мимо стеклянного ящика с лязгающими зубами и негра-гиганта. Но листка он не получил. Несмотря на нелепый, пестрый наряд, негр держался с достоинством, присущим его сородичам, вежливо предлагая карточки одним, других оставляя в покое. Время от времени он выкрикивал что-то громкое и невразумительное, сходное с возгласами трамвайных кондукторов, объявляющих остановки, или с оперным пением. Но он не только оставил Рудольфа без внимания — молодому человеку даже показалось, что широкое, лоснящееся лицо африканца выражало холодное, почти уничтожающее презрение.

Взгляд негра словно ужалил Рудольфа. Его сочли недостойным! Что бы ни означали таинственные слова на листке, чернокожий дважды избрал его среди толпы. А теперь, казалось, осудил как слишком ничтожного умом и духом, чтобы его можно было привлечь загадкой.

Встав в стороне от толпы, молодой человек быстрым взглядом окинул здание, в котором, как он решил, скрывалась разгадка тайны. Дом поднимался на высоту пяти этажей. Его полуподвальный этаж занимал небольшой ресторан.

На первом этаже, где все было на запоре, по-видимому, продавались шляпки или меха. На втором, судя по мигающим электрическим буквам, расположился дантист. На следующем этаже царило вавилонское многоязычие вывесок: гадалки, портнихи, музыканты и врачи. Еще выше задернутые занавески на окнах и белевшие на подоконниках молочные бутылки заверяли, что здесь область домашних очагов.

Завершив обзор, Рудольф взлетел по крутым каменным ступеням, ведущим в дом. Быстро поднявшись по крытым ковром лестницам до третьего этажа, он остановился. Здесь площадка еле освещалась двумя бледными газовыми рожками. Один мерцал где-то далеко в коридоре направо; другой, поближе,— налево. Рудольф глянул влево и в слабом свете рожка увидел зеленую дверь. Мгновение он колебался. Но тут же вспомнил оскорбительную насмешку на лице африканского жонглера карточками и, не раздумывая более, шагнул прямо к зеленой двери и постучал.

Секунды, подобные тем, что последовали за его стуком, соразмерны быстрому дыханию истинного приключения. Только подумать, что может ожидать его по ту сторону! Игроки за карточным столом; хитрые пройдохи, с тонким расчетом раскладывающие приманки в свои западни; красавица, превыше всего ценящая отвагу и решившая покориться только смельчаку. Опасность, смерть, любовь, разочарование, насмешки — все может быть ответом на этот безрассудный стук.

Изнутри послышался слабый шорох, и дверь медленно приоткрылась. На пороге стояла девушка, еще не достигшая и двадцати лет, — она была бледна, еле держалась на ногах. И вдруг выпустила дверную ручку, покачнулась, попыталась найти опору, шаря рукой в воздухе,— Рудольф успел подхватить ее и уложил на кушетку с полинялой обивкой, стоявшую у стены. Дверь он закрыл и при еле мерцающем свете газового рожка быстро оглядел комнату. Чисто, опрятно, но все говорило о самой крайней нужде.

Девушка лежала неподвижно, очевидно, в обмороке. Рудольф озабоченно оглядел комнату в поисках бочки, на которой он мог бы... нет-нет, не то, это если кто утонет... Он принялся обмахивать девушку своей шляпой. Это дало желанный эффект — он задел ее по носу полями своего котелка, и она открыла глаза. И тут наш молодой человек увидел, что ее лицо, несомненно, и есть недостающий портрет из его сердечной галереи самых близких. Честные серые глаза, задорный, вздернутый носик, каштановые волосы, вьющиеся, как усики душистого горошка,— все это было правильным заключительным аккордом и венцом всех его удивительных приключений. Но какое же это было худое и бледное личико!

Она взглянула на него спокойно, потом улыбнулась.

— У меня был обморок, да? — проговорила она слабым голосом.— Хоть с кем могло случиться, будь он на моем месте. Попробуйте не есть три дня, сами убедитесь.

— О небо! — воскликнул Рудольф, вскакивая с места.— Ждите меня, я вернусь мигом!

Он бросился к двери и вниз по лестнице. Через двадцать минут он уже снова стоял у зеленой двери, стуча в нее ногой: в руках у него была охапка снеди из бакалейной лавки и ресторана. Все это он выложил на стол — хлеб, масло, холодное вареное мясо, пирожные, паштет, маслины, устрицы, жареного цыпленка, одну бутылку с молоком и одну с чаем, горячим, как огонь.

— Смешно, нелепо устраивать голодовки,— заговорил Рудольф громко, с нарочитой строгостью.— Раз и навсегда прекратите такого рода пари. Ужин готов.

Он помог ей сесть за стол и спросил:

— Чашка для чая имеется?

— На полке у окна.

Когда Рудольф вернулся с чашкой, девушка, блестя глазами, уже принялась за крупную маслину, которую успела извлечь из пакета, с безошибочным женским инстинктом угадав его содержимое.

Рудольф, смеясь, отобрал маслину и налил полную чашку молока.

— Сперва выпейте это,— распорядился он,— потом чай и крылышко цыпленка. Маслину получите завтра, если будете умницей. А теперь, если разрешите быть вашим гостем, приступим к ужину.

Он пододвинул к столу второй стул. От чая глаза у девушки оживились, лицо чуть порозовело. Она ела с изысканной жадностью, как изголодавшийся дикий зверек. Присутствие в комнате постороннего молодого человека и предложенную им помощь она, казалось, рассматривала как нечто само собой разумеющееся. Не потому, что мало придавала значения условностям, а потому, что естественное, заложенное в человеке природой чувство голода дало ей право на время забыть об искусственном и условном. Однако постепенно, по мере того как восстанавливались ее силы и самочувствие, с ними вместе вернулись и все привычные маленькие условности.

Она рассказала ему свою нехитрую историю — одну из тысячи таких, над которыми ежедневно зевает город,— историю продавщицы в магазине. Жалкая оплата, еще урезаемая «штрафами», которые повышают доходы хозяина; болезнь, зря потерянное время. А потом потеря места, потеря надежд и — и в зеленую дверь стучит искатель приключений.

Но в ушах Рудольфа этот рассказ прозвучал как Илиада — или как кульминационная сцена в романе «Испытания любви Джуни».

— Боже мой, только подумать, что вам пришлось пережить! — воскликнул он.

— Да, просто ужас,— сказала девушка с величайшей серьезностью.

— И у вас здесь нет ни родственников, ни друзей?

— Ни души.

— У меня тоже,— проговорил Рудольф, помолчав.

— Я очень этому рада,— ответила девушка без запинки. И молодому человеку почему-то было очень приятно услышать, что ее радует его одинокое существование.

Вдруг как-то сразу веки у нее стали слипаться, и она глубоко вздохнула.

— Ужасно хочется спать... Мне так хорошо...

Рудольф встал, взял шляпу.

— В таком случае пожелаю вам спокойной ночи. Крепкий, длительный сон — именно то, что вам нужно.

Он протянул руку, девушка приняла ее и сказала «спокойной ночи». Но в глазах у нее был такой красноречивый, такой откровенный, такой взывающий вопрос, что Рудольф ответил на него словами:

— Да, конечно, завтра я зайду проверить, как у вас дела. Вам от меня так легко не отделаться.

Только когда он уже стоял у порога, она спросила, как он попал к ней, словно по сравнению с самим фактом его появления это обстоятельство было столь маловажно!

— Почему вы постучали ко мне?

Он взглянул на нее, вспомнил листки, которые раздавал негр, и сердце у него сжалось от ревности и боли. Что, если бы они попали в другие руки — в руки таких же искателей приключений, как он сам? Рудольф мгновенно решил, что она никогда не должна узнать правду. Он никогда не скажет, что ему известна та странная мера, на которую ее толкнула безвыходность положения.

— Один из наших настройщиков живет в этом доме, — сказал он.— Я ошибся дверью.

Последнее, что видел Рудольф перед тем, как за ним закрылась зеленая дверь, была улыбка девушки.

На лестничной площадке он с любопытством огляделся. Потом прошелся во всю длину коридора сперва в один его конец, потом в другой. Затем поднялся выше, продолжая проверять ошеломляющее открытие: все двери в доме были выкрашены в зеленый цвет.

Все еще недоумевая, он спустился вниз, вышел на улицу. Африканец в фантастическом наряде стоял на прежнем месте. Рудольф протянул ему оба свои листка.

— Объясните, почему вы дали мне эти листки и что они значат? — спросил он.

Широкая, добродушная улыбка на лице негра послужила отличной рекламой его работодателю.

— Вон там,— проговорил он, указывая вдоль улицы,— только к первому акту вы уже опоздали!

Проследовав взглядом туда, куда указывал негр, Рудольф увидел ослепительные электрические буквы над театральным подъездом, возвещавшие название новой постановки:

«ЗЕЛЕНАЯ ДВЕРЬ»



— Я слышал, босс, пьеса первый сорт,— сказал негр.— Их агент дал мне доллар, сказал, чтоб я раздал немного их бумажек, вместе с докторскими. Могу я предложить вам и докторскую карточку, сэр?

На углу квартала, где он жил, Рудольф зашел выпить кружку пива и взять сигару. Закурив, он вышел на улицу, застегнул пальто на все пуговицы, сдвинул шляпу на затылок и заявил решительно, обращаясь к ближайшему уличному фонарю:

— Все равно я верю, что сам перст Судьбы указал мне дорогу к той, кто мне нужен.

И этот вывод, учитывая вышеописанные обстоятельства, безусловно, позволяет причислить Рудольфа Штейнера к истинным последователям Романтики и Приключения.

@темы: читальный зал

---

Еще более пусто в душе.
Кто сказал, что я не должна была знать? Я должна знать, чтобы понимать, что происходит.
Хочется выпить. Хочется спать. Хочется ребенка.
Я тоже люблю детей.
А еще хочется исчезнуть.
Ничего не хочется.
Все хорошо. Все будет хорошо.

---

Пустота. Пустота. Пустота...
Будь счастлив. Ты же хотел этого.
Я рада за тебя. Правда.

@темы: о любви

---

Прочитайте, мне очень понравилось

31.08.2009 в 20:21

Пишет  Kalahari:

Автор: Kalahari
Бета: Satu Basta
Гамма: Satsumu_Anoho
Название: Ива
Статус: закончен
Размер: ваншот
Жанр: Романтика, чуть-чуть ангста
Пейринг: Наруто/Гаара
Рейтинг: R
Размещение: только с разрешения автора
Предупреждения: слэш, ООС, куда ж без него
Саммари: обычное старое дерево, но и оно может сыграть важную роль в чьей-то жизни
От автора: флэшбек курсивом.
Дисклеймер: герои и вселенная принадлежат Кишимото Масаши

Деревянный домик прятался в глухих лесах Страны Огня. Ровно на полпути между Скрытыми Деревнями двух стран: Страны Огня и Страны Ветра. Домик был маленький: четыре стены и крыша, дверь да большое окно. Обстановка внутри - проще некуда. Кровать, стол, два стула, на стене - полка с разными бытовыми мелочами. И все.
Но им хватало. Им никогда не мешало отсутствие удобств. Достаточно было того, что они могли встречаться в этом доме. В этой маленькой комнатке существовал совсем другой мир, отделенный толстыми бревнами стен от всего остального мира шиноби, от политики Суны и Конохи, от ежедневных обязанностей Каге, миссий, переговоров - от всего, чем была наполнена их жизнь каждый день. Здесь, внутри, не было ни Хокаге, ни Казекаге - были только Наруто и Гаара. И их маленький-мир-на-двоих.
Сейчас Наруто был один. Он сидел на подоконнике и задумчиво смотрел в окно, машинально болтая одной ногой. Ждал. За тонким, чуть дребезжащим стеклом чернильной лужей плескалась ночь. Глухая, бездушная, беззвездная. Думать ни о чем не хотелось, поэтому Наруто просто разглядывал старую иву, росшую прямо под окном. Толстый серый ствол, изрезанный глубокими морщинами, густая крона, вечно плачущие ветки. Узкие длинные листья создавали причудливый узор, почти полностью скрывая обзор на крыльцо дома. Над дверью висел фонарь, но даже его свет с трудом пробивался сквозь плотную завесу. Тускло-желтый свет, проходя сквозь сито густой листвы, менял цвет на изумрудно-зеленый, отчего ива казалась нереальной, от нее веяло призраками и мистикой. Казалось, еще мгновение, и она откроет глаза, вытянет из земли корни, подойдет прямо к замершему у окна Наруто. Узумаки почти ждал этого, несмотря на всю нелепость подобного ожидания, но в конце концов, это была не просто ива, не обычное дерево, каких в лесу тысячи. Эта ива была другом, почти членом семьи - слишком много значимых событий было с ней связано.
Именно здесь, у этого дерева, однажды столкнулись два Каге, когда в их головы одновременно пришла одна и та же мысль: "К черту все! Хочу к нему. Немедленно". Не сговариваясь, они тогда побросали все дела и под глупыми предлогами помчались в соседнюю страну. Просто чудо, что они не разминулись, ведь ива росла далеко в стороне от обычного маршрута шиноби. Но они встретились. Наверное, именно тогда они и решили, что это - Судьба.
Тогда они впервые занимались любовью. Не сексом, а именно любовью. Потому что всепоглощающая нежность и чувство, что врастаешь в плоть и кровь друг друга, растворяешься в другом настолько, что перестаешь ощущать себя отдельным организмом, когда пульс, дыхание и мысли - одни на двоих, это уже не секс, это - любовь.
После той встречи было еще много других. Мимолетных, почти случайных, долгих, тщательно спланированных. Когда они молча прятались от дождя на толстых нижних ветвях дерева, просто держась за руки. И когда почти меняли окружающий ландшафт, подчиняясь нахлынувшей страсти. Встречали закаты и рассветы. Любовались звездами. Потом был построен этот домик, как место только для них двоих, как символ, что один всегда будет ждать другого. Именно поэтому, если один из них ночевал в доме, над дверью всегда горел фонарь.
И именно здесь они впервые поссорились. Глупо, из-за пустяка.

Гаара ушел. И с этого дня все их общение сводилось к деловой переписке. Политика внешняя, политика внутренняя, экзамены, переговоры с Камнем… и ни слова лично друг другу.
Пять месяцев.

Наруто приходил каждый месяц, в условленное время. Ждал. Днем бесцельно бродил по окрестностям, ночью сидел на подоконнике и смотрел на иву. Спать в их общей постели он не мог. Слишком живо вставали в памяти воспоминания о проведенных вместе ночах. Казалось, простыни упрямо хранили запахи их разгоряченных тел, каждой своей складочкой напоминая: здесь он смял нас, сжимая пальцы от удовольствия, когда ты целовал его шею, а здесь ты сам оставил отметину - маленькое бурое пятнышко - кровь из прокушенной губы, а здесь уже вы оба - сплелись в такой невообразимый узел, что сбили комом всю постель. Подушка все еще цепко держалась за пару огненно-красных волосков, напоминая, что его голова покоилась именно на ней. Одеяло… оно было слишком тонким для одного и слишком теплым для двоих. Поэтому большей частью сиротливо валялось на полу или же скромно укрывало собой следы ночных безумств, но это не мешало ему напоминать все о том же. О том, что было, и чего уже не будет.
Наруто не мог спать. Не мог есть. Не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме своего упрямого Казекаге. Но ведь и сам он не менее упрям.
Из этого упрямства он не мог сделать первый шаг. Слова, брошенные в пылу ссоры, держали его крепче любых цепей: "Гаара, если ты сейчас уйдешь, я не приду мириться первым!"
Он ушел, и теперь Узумаки мог только ждать, бродить по окрестностям, зажигать вечерами фонарь, говорить с ивой, смотреть в окно и снова ждать. Замкнуть очередной круг.
Если завтра Гаара не появится, он уйдет домой, в Коноху, чтобы через месяц вернуться и ждать, ждать, ждать…
Вся жизнь превращалась в ожидание: ежедневное, приглушенно-тоскливое, разбавленное обязанностями и вынужденными встречами. Здесь, возле ивы, ожидание меняло характер, становясь обнаженно-острым, чистым, незамутненным ничем. Оно рвало сердце и вытягивало силы.

Фонарь качнулся, ива полыхнула зеленым переливчатым светом. "Ветер?" Наруто пристальнее вгляделся в кружевные очертания листьев. Каждый листочек казался вырезанным из черной глянцевой бумаги, накрепко приклеенным к стеклу, подсвеченному зеленым. Ива не шевелилась, замерла.
Узумаки медленно сполз с подоконника, распахнул дверь, прислушался. Тишина. Прислушался к себе - интуиция молчала. Ни следов чужой чакры, ни ощущения чьего-то присутствия или опасности. Все спокойно.
Наруто шагнул за порог. Вдохнул летние теплые запахи - пряные, чуть горьковатые - трав и прогретой за день земли. Положил руку на шершавый ствол дерева, провел ласково, обходя вокруг, цепляясь пальцами за неровности изрезанной временем коры. Искал на ощупь… где-то здесь… была надпись. Банальная такая, наивная…

Наруто сидел на толстом выпирающем корне ивы и снимал кунаем кору.
- Что делаешь? - Гаара вопросительно поднял бровь.
- Да так… - Наруто слегка смутился, - хочу оставить знак. Что-нибудь на память о нас с тобой.
- Зачем?
- Просто так.
Гаара встал в свою излюбленную позу, скрестив руки на груди, и молча стал наблюдать за действиями Узумаки. Тот продолжал методично счищать кору, добираясь до гладкой сердцевины. Когда свободного места оказалось достаточно, Наруто принялся выводить знакомые иероглифы их имен: "НА-РУ-ТО", а под ним "ГА-А-РА"
Гаара, все это время наблюдавший за кунаем, старательно снимавшим токую стружку, вычерчивающим узкие ложбинки, наклонился ближе и спросил:
- Ну и что это?
- Наши имена.
- А смысл?
Наруто хитро улыбнулся и добавил еще два знака. Получилось: " Наруто + Гаара =..."
- Не хочешь дописать? - продолжая улыбаться, спросил Узумаки.
- Нет, - отрезал Казекаге, - глупости все это.


Тогда надпись так и осталась незаконченной. Более того, именно из-за нее они и поссорились. Как глупо!

Наруто наконец нащупал пальцами сначала гладкий участок на стволе ивы, потом знакомые черточки иероглифов. Пробежался чуткими подушечками по каждому, вспоминая. Но что это? Этого знака он не вырезал. В темноте ничего не было видно - свет фонаря сюда не попадал, а зеленоватое свечение вокруг ивы только отвлекало. На ощупь, снова на ощупь. Поперечная выемка, ямка, еще одна, еще, снова выемка, длиннее первой, загибающаяся по краям… это же…
Любовь. Наруто не мог не узнать знакомого кандзи. Слишком часто он обводил его пальцами, прочерчивал языком, смотрел, откидывая непослушные алые прядки. Аи. Любовь.
Он здесь. Все встало на свои места: и фонарь, качающийся в безветренную погоду, и интуиция, не чувствующая опасности.
- Гаара! - позвал Узумаки. - Я знаю, что ты здесь, может уже хватит играть в прятки.
В ответ - тишина, нарушаемая лишь шепотом листьев.
- Гаара… - неуверенно, вдруг ошибся, придумал… Нет, не мог ошибиться. Еще вчера на месте последнего иероглифа была гладкая поверхность дерева. Наруто точно это знал, ведь он приходил, чтобы стереть эту глупую надпись. Зачеркнуть, вычеркнуть. Он был готов изрезать ствол до сердцевины, лишь бы…
Рука не поднялась.
- Гаара! - отчаянно. По щеке скатилась соленая капля. Узумаки опустился на торчащий корень и закрыл лицо руками.
Что-то теплое мягкой струйкой скользнуло по ладоням. Шершавые, рассыпчатые прикосновения заставили убрать руки и поднять голову, встретиться взглядом с невозможной бирюзой его глаз.
- Гаара, - прохрипел блондин, - убери свой чертов песок. Песок послушно осыпался к ногам. Гаара не дал ему возможности отвернуться, обхватил лицо в свои ладони и начал торопливо покрывать поцелуями, бесконечно шепча: "Простипростипростипрости…"
Вся обида, заполнившая было душу, осыпАлась вместе с песком, отступала под натиском горячих нежных губ, растворялась в тихом шепоте.
Наруто взял руки Гаары в свои, чуть отстраняясь:
- Что все это значит?
- Люблю…

@темы: талантливые люди

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Меня назвали Солушкой)) Как мило...

Называли Соулиной, Соулнцем, Линой, Соулой, Сули, Сулинушкой и Луной)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Зеленая мозаика

Сменю дизайн. Мне от прежнего не по себе.
Зеленые листья надежды, желтые оттенки радости...
Это была депрессия? Не знаю.

Как вам диз?

@темы: диз@йн

---

О женщине

Я не богиня, я земная.
Спустите вы меня с небес.
Не говорите:"Ты такая...!"
Не ждите от меня чудес.

Я не лечу чужие раны.
Не отвожу руками боль.
Не защищаю от обмана.
Не превращаю в сахар соль.

Нужны и мне любовь и ласка.
И запах кофе по утрам.
Страсть, нежность, приключенья, сказки.
Дожди, метели и ветра.

Хочу любить и быть любимой.
Смеяться и грустить порой.
Хочу быть для кого-то милой.
Хочу быть женщиной земной

Автора не знаю

***
Однажды Бога попросил мужчина
Создать ему объект его любви.
Бог отозвался, выяснив причины.
И создал женщину из плоти и крови.

Немного света лунного прибавил
И солнечным сияньем осветил.
Во нрав он кротость голубя добавил,
А стройность серны в стане воплотил.

Создатель так увлекся над твореньем,
Что наделил ту женщину слезой.
Вселил в нее он молнии мгновенье
И легкость пуха он смешал с грозой.

Наполнил голос соловьиным пеньем,
Болтливостью сороки наделил.
А в результате страстное творенье
Всевышний для мужчины сотворил.

Бог жизнь вдохнул в прекрасное созданье,
Просящему отдал его заказ.
"Бери и мучайся", - сказал он на прощанье.
"Люби и береги как божий глас".

С тех пор мужчина - пленник и хранитель
Прекрасной смеси, отданной ему.
Он муж, любовник, критик и ценитель.
А все вопросы - к Богу самому...
© Copyright: Душечка

@темы: поэзия, о любви

---

Улыбнуло)

У зайца уши – нет длиннее,
А хвост такой короткий.
Жираф родился с длинной шеей,
Ну, а козел – с бородкой.

С рожденья зебра – полосата,
А ежик – весь колючий,
Верлюд всю жизнь живет горбатым,
А скунс – весьма... пахучим.

Гадюка родилась безногой
И вынуждена ползать,
И восемь ног - у осьминога, -
Такие вот курьезы.

Ты видишь – все они различны,
А все ж не унывают
И чувствуют себя отлично,
Чего и вам желают.

Автора не знаю

---

Побродила в Сети. Понравилось.

Ты просто есть. Как солнце и жара,
Как свет, что мне принес ты ниоткуда.
И мне легко сегодня верить в чудо,
Как в то, что жизнь – не детская игра.

Ты просто есть. И в прошлом – пустота,
Обиды, боль и прочие ненастья.
Твои глаза мне снова дарят счастье
Забытого умения летать.

Ты просто есть. Пусть мой не легче путь,
А груз проблем – не сброшенная ноша.
Но ты ведь рядом, правда, мой хороший?
Пусть далеко… Но это на чуть-чуть…

Ты просто есть. Из сумерек и дня
Кроится ожиданье нашей встречи…
И, руки положив тебе на плечи,
Шепну: «Ты есть, любимый, у меня…».

Лариса Чен





А можно тихо двери запереть,
И не зажечь огня во всей квартире.
Не оттого, что не на что смотреть,
А потому, что сердце видит шире.

А можно просто сесть и помолчать,
Оставив все сонеты про любовь.
Не оттого, что нечего сказать,
А потому, что нам не надо слов.

А можно вслед глядеть тебе, любя,
И встречи ждать, и быть чуть-чуть сильнее.
Не оттого, что грустно без тебя,
А потому, что мне с тобой светлее.

А можно, если нет тебя, пойти,
Уснуть на твоем краешке постели,
И пожелать счастливого пути.
Куда? - Не важно.Ты ведь знаешь цели.

Автор не указан



ЭДУАРД АСАДОВ



Не привыкайте никогда к любви

Не привыкайте никогда к любви!
Не соглашайтесь, как бы ни устали,
Чтоб замолчали ваши соловьи
И чтоб цветы прекрасные увяли.

И, главное, не верьте никогда,
Что будто всё проходит и уходит.
Да, звёзды меркнут, но одна звезда
По имени Любовь всегда-всегда
Обязана гореть на небосводе!

Не привыкайте никогда к любви,
Разменивая счастье на привычки,
Словно костёр на крохотные спички,
Не мелочись, а яростно живи!

Не привыкайте никогда к губам,
Что будто бы вам издавна знакомы,
Как не привыкнешь к солнцу и ветрам
Иль ливню средь грохочущего грома!

Да, в мелких чувствах можно вновь и вновь
Встречать, терять и снова возвращаться,
Но если вдруг вам выпала любовь,
Привыкнуть к ней - как обесцветить кровь
Иль до копейки разом проиграться!

Не привыкайте к счастью никогда!
Напротив, светлым озарясь гореньем,
Смотрите на любовь свою всегда
С живым и постоянным удивленьем.

Алмаз не подчиняется годам
И никогда не обратится в малость.
Дивитесь же всегда тому, что вам
Заслужено иль нет - судить не нам,
Но счастье в мире всё-таки досталось!

И, чтоб любви не таяла звезда,
Исполнитесь возвышенным искусством:
Не позволяйте выдыхаться чувствам,
Не привыкайте к счастью никогда.


Бессонница

Полночь небо звездами расшила,
Синий свет над крышами дрожит...
Месяц - наше доброе светило
Над садами топает уныло,
Видно, сны людские сторожит.

Бьет двенадцать. Поздняя пора.
Только знаю, что тебе не спится,
И свои пушистые ресницы
Ты сомкнуть не можешь до утра.

На губах то ласковое слово,
Те слова колючие, как еж,
Где-то там, то нежно, то сурово,
То любя, то возмущаясь снова,
Ты со мной дискуссии ведешь.

Кто в размолвке виноват у нас?
Разве можно завтра разобраться,
Да к тому ж хоть в чем-нибудь признаться
При упрямстве милых этих глаз?!

Да и сам я тоже не святой.
И за мной нелепого немало.
Светлая моя, когда б ты знала,
Как я рвусь сейчас к тебе душой.

Кто же первым подойдет из нас?
Вот сейчас ты сердцем не владеешь,
Ты лежишь и не смыкаешь глаз,
Но едва придет рассветный час,
Ты, как мрамор, вновь закаменеешь,

Ничего. Я первым подойду.
Перед счастьем надо ли гордиться?!
Спи спокойно. Завтра я найду
Славный способ снова помириться!


Да, можно любить, ненавидя,
Любить с омраченной душой,
С последним проклятием видя
Последнее счастье – в одной!
О, слишком жестокие губы,
О, лживый, приманчивый взор,
Весь облик, и нежный и грубый,
Влекущий, как тьма, разговор!
Кто магию сумрачной власти
В ее приближения влил?
Кто ядом мучительной страсти
Объятья ее напоил?
Хочу проклинать, но невольно
О ласках привычных молю.
Мне страшно, мне душно, мне больно…
Но я повторяю: люблю!
Читаю в насмешливом взоре
Обман, и притворство, и торг…
Но есть упоенье в позоре
И есть в униженье восторг!

Автор не указан

@темы: поэзия, о любви